Я так часто и много влюблялась с детства, а потом - по прошествии какого-то периода времени - разочаровывалась, что с каждой следующей моей влюблённостью этот промежуток времени становился всё короче и короче... пока не исчез совсем, да и просто перевернулся наизнанку. Я разочаровываться стала раньше, чем требовалось времени, чтоб влюбиться! Смирилась и не ждала чудес.
В погоне за меркантильными интересами загнала меня судьба на борт пассажирского судна... Романтично? Ню-ню... работали мы как проклятые, в нездоровой психологической обстановке, было так тяжело и физически, и морально - МА-А-АМОЧКИ! А мужики на нас как на дырки смотрели - приходилось срочно осваивать приёмы тяжёлого боя, дабы отбиться.
Отдушина была на берегу - ну, понравился мне один абориген, конечно, не влюбилась, но очень нравился!
А на борту мы с пареньком одним договорились - помогать друг другу; он, как и я в рейсе впервые, тоже тяжело. Отбил Артём меня от охотников до клубнички, стало и мне легче, и ему было с кем о своём - наболевшем - поговорить. После работы мы на корме встречались, рассказывали о прожитом за день, когда требовалась срочная помощь - наши плечи становились взаимодополняющим агрегатом той самой помощи.
Он знал о моём увлечении, и я ему строго сказала: "и не думай даже!" так как видела, что он был увлечён мной.
Мы отчалили к греческим островам. Мой абориген выкинул какую-то фишку - ну их разве поймёшь? - я выкинула его подарок, и так, после недели качания по волнам и утопания в душевных переживаний, добрались до земли обетованной. Крит. Наконец! На закате.
Команда мигом рассредоточилась по острову. Мы с верным другом моим Артемоном тоже пошли прогуляться, да офицер нас полуприказом в таверну пригласил, и давай напаивать свою подружку, да и нас заодно: за компанию. Я всё ещё расстраивалась за своего аборигена, офицер наливал стопку за стопкой, подмигивал то и дело Артёму и отпускал всякие непрозрачные намёки: я только горько усмехалась про себя, незаметно поила его стопками пол - вот лужа получилась, аж неудобно, и расстраивалась ещё больше, да они ,гады, к тому же и музыку такую печальную ставили, греческие напевы о несчастной любви: и было потом и битьё посуды, и танцы в кругу коленопреклонённых под те же меланхоличные греческие напевы: короче, когда господа основательно наклюкались, мы с Артёмом незаметно смылись.
Гуляли там и здесь, городок прибрежный спал, дорога уводила прочь от пристани в гору.
Забрались мы высоко и остановились, оба поражённые открывшейся нашему взору красотой. Огни ночного Крита мерцали в темноте, как на ладони самоцветы, и в этом была какая-то тайна. Со дна души моей вдруг стала волна подниматься - и когда она накрыла меня с головой, пришло чувство, ужасающее своей силой и реальностью - я поняла, что УМРУ, ЕСЛИ ОН МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ПОЦЕЛУЕТ.
Разняли мы губы только на рассвете.